Через пять минут он уже шёл по тропинке вглубь тихонько спрятавшегося в роще сельского кладбища к могиле Дениса. Да вот и она. В отличие от Москвы, где землю для захоронения выделяли 2,30 на 2,30 метра, здесь было в ограде просторно. Могилку обустраивал Александр Иванович сам. Заказал с помощью храма, и особенно Петра Павловича, и установил своими руками резной крест с распятием из белого мрамора, сам уложил несколько квадратов качественной тротуарной плитки, нашлось место и для цветника с вечнозелёной травкой. Ограды здесь принято ставить высокие, не то что в городе. Иванович сел на лавочку. Тихий ветерок шелестел в кронах старых деревьев. На душе стало комфортно, покойно, и все мысли из головы кудато улетучились.
…Дениса после армии занесло в Ставрополь. Работал в строительстве. Женился. Нажили они с Екатериной трёх деток. Получил он от своей работы квартиру. Небольшую, двухкомнатную, но главное — свою. Всё бы ничего, если бы не мать Катина. Дико невзлюбила она дочкиного мужа и добилась-таки своего: развела Катю с Дэном. Денис оставил стройку и поступил на учёбу в Ставропольскую Духовную семинарию, а после окончания был направлен послушником в Храм Архангела Михаила в село Заречное, Владимирской области. Настоятель нашёл ему жильё на территории храма — комнатку небольшую и с удобствами минимальными: душ, туалет. Правда помещение это много лет стояло без пригляда, и состояние его было, по разумению Саши, просто поганым. Но Денис, памятуя о своих строительных навыках, всё отремонтировал, обновил, всё сделал по уму и по совести. Пётр Павлович через пару месяцев зашёл к нему в жильё и не узнал комнатку, так стало там чистенько, уютно, с выдумкой и хитрой русской способностью выходить из непростых жизненных ситуаций. Появилась там и малюсенькая, но очень удобная кухонька с электроплитой и вытяжкой. Руки у Дениса были золотые. В храме для настоятеля он был настоящей опорой. Дэн всё успевал: и ухаживал за деревьями и цветами вокруг храма, и ремонтировал всё, что требовало вмешательства умелых рук и в самом храме и в имеющихся на его территории небольших строениях. Он звонил в колокола с удовольствием, перебирая верёвочные «хвосты» от колоколов, стараясь извлечь из них «малиновый звон» — и добился же: через полгода, как в храме появился новый послушник, его звоном уже гордилось всё село Заречное.
Как-то летом, поднимаясь в очередной раз на колокольню, Денис почувствовал, что узкая лестница, ведущая наверх, вроде качнулась, и защемило сердечко. Закрыв глаза, он постоял с минуту, может, две и начал подниматься дальше… Сходить к врачу было как-то недосуг, всё некогда. Да и рано ещё — сорок восемь лет — на болячки оглядываться. А пятнадцатого ноября, уже глубокой владимирской осенью, как раз на колокольне, после «малинового звона» Денису что-то стало плохо с сердцем. Лекарства, выписанные ему кардиологом, к которому практически за руку привёл Пётр Павлович и не выходил из кабинета врача, внимательно слушая разговор между Денисом и доктором, в конце приёма задал массу вопросов по состоянию послушника, — так вот лекарства эти, выписанные доктором, лежали в сумочке в районе правого клироса.
Денис взял себя в руки и медленно, держась за стены, начал спускаться вниз. Внизу он медленно двинулся в сторону иконостаса. Как назло, в храмовом зале никого не было. Крикнуть, позвать не было сил. Он свернул вправо и опустился на ступеньки правого клироса. Совсем рядом с коробочкой, где лежало лекарство. Сил сделать несколько шагов, протянуть руку, взять в рот спасительный препарат у послушника уже не было….
Он так и умер, сидя на ступеньках, уронив голову на руки, в двух шагах от Южных врат Алтаря…
Александр Иванович вспомнил похороны Дениса, его отпевание в храме, коробку с его вещами, которую передал ему Пётр Павлович. Храм помог ему с крестом на могилу Дениса, за что Иваныч был искренне благодарен настоятелю храма.
Достав из сумки привезённую лампадку в прозрачном стаканчике, брат Дениса зажег её, повесил на крест так, чтобы лампадка не закрывала надпись на кресте, положил на цветник букет цветов, переданный женой Ивана Людмилой и состоящий из астр разного цвета, срезанных хозяйкой во дворе дома. В букете цветы были двух цветов — жёлтые и фиолетовые. Невозможно понять, как в букете оказались цвета и их сочетание, самые любимые нашим героем. Потом из потайного места под скамейкой была вытащена пустая двухлитровая пластмассовая бутылка, с которой московский посетитель кладбища сходил к баку с водой и вернулся на могилу брата. Налив в вазу воды, поставил туда принесённый букет и, нарезав на соседнем кусте, которых было вокруг в изобилии, молодых побегов, тут же смастерил веник и подмёл им в ограде. На могилке стало чисто, красиво и по-православному светло! «Теперь можно посидеть спокойно», — мысленно сказал себе Александр Иванович, но вмешался внутренний голос и с плохо скрываемой ехидцей спросил: «А таблеточки-то не пора ли выпить, дорогой мой? На часики иногда поглядываем?» Возразить ему было нечего, и Иваныч достал из сумки баночку с таблетками, поколдовал над ней, наколдованное положил в рот и проглотил с глотком воды из бутылочки, прихваченной из дома. Ещё грамм сто пятьдесят воды в бутылке оставалось и, прикинув, сказал себе, что на обратную дорогу воды хватит. Посмотрел на часы. Через пятнадцать минут он позвонит Диме, чтобы тот отвёз его обратно на автобусную остановку, к храму. Посмотрев на крест на могиле брата, он понял, что пора помолиться за упокой Денисовой души.
Одна только обида всегда возвращалась в сердце Александра на могиле Дениса: за всё время Катерина, бывшая жена Дениса, с детьми ли или без, ни разу не была на могиле мужа, с которым нажила троих детей в законном браке. Понять этого Саша не мог, и за брата было дико обидно.
Странное дело было с сердечными болезнями у всех четверых братьев: средний брат — Александр, наш герой — уже перенёс операцию на сердце по шунтированию, младший брат — Денис — умер из-за стенокардии, два старших: Сергей погиб от инсульта и его последствий, а Борис в возрасте 56 лет скоропостижно скончался от инфаркта на работе. Скорая не успела.
Родились все братья в разных заполярных городах, куда забрасывала судьба отца четырёх пацанов, главу семьи, служившего офицером в Техническом Управлении Краснознаменного Северного флота. Когда родился самый младший брат Александра Ивановича — Денис, семья, как оказалось, поставила рекорд на всём Северном флоте! Четырёх мальчиков в семье не было ни у кого. Командующий флотом перевёл теперь знаменитого капитан-лейтенанта в Североморск, в Морскую Инженерную Службу Флота, и дал трёхкомнатную квартиру на одной из центральных улиц города. Да и жену капитан-лейтенанта командующий не забыл — подарил ей цветной телевизор, большая в то время редкость.
Росли четыре парня, ходили в школу, ездили на санках с сопок, особенно любили сопку позади кинотеатра «Россия», для детей — почти слаломная трасса. В голове Александра Ивановича замелькали картинки жизни их семьи в Североморске: вот он идёт первый раз на прогулку с собакой, которую оставил его папе сослуживец, улетающий на службу в другой округ. Зима. Собака слушается, идёт рядом. У берега залива Саша отстегивает поводок, а собака бросается в воду и начинает купаться. Люди, собравшиеся вокруг, удивляются. Оказалось, что собака охотничья и прежний хозяин приучил её купаться в море или в озере и зимой и летом. Саша возвращается домой с собакой, вся шерсть которой обвешана сосульками;
А вот другая картинка: двое старших братьев сидят дома. Около дома, где они живут, бригада рабочих роет траншею. Братья находят папин, привезенный из Германии немецкий фонарик, по форме сильно похожий на пистолет. Выходят на улицу и направляют фонарик, не зажигая его, так как батареек внутри нет, на рабочих. Те видят в руках детей пистолет, направленный на них, и бросаются в траншею. Рабочие в траншее мёрзнут. Дети стоят с «пистолетом» не понимая, что произошло, пока папу не привозят домой со службы.
Или вот ещё картинка: брат Сергей пошёл к заливу, увидел у берега льдину и решил на ней покататься. Отталкивается палкой от берега и чувствует, что льдину начинает уносить в море. Случайно вахтенный матрос с корабля, пришвартованного недалеко, заметил на льдине человека. Весь Северный флот ловил ребёнка в заливе. А Сергей, увидев подплывающую к нему шлюпку с матросами, испугался, что они проплывут мимо, и, одетый в зимнюю одежду, прыгает в воду, кричит и плывёт в сторону лодки. Благо, что до шлюпки оставалось метров пять, не больше.
Ну, а эта картинка вообще чудесная: на железнодорожном вокзале в Ленинграде семья возвращается из отпуска. Маленькие, как всегда, идут и держатся за мамину юбку. В последний момент при посадке в вагон обнаруживается, что Дениса нет. Поиски на платформе и в вагоне результатов не дают. Мама в слезах уезжает с тремя братьями в Мурманск, а отец остаётся в Ленинграде искать ребёнка. Перед самым Мурманском пришла телеграмма по железнодорожной связи, её приносит проводница: Дениса нашли. Они с папой едут следующим поездом.
…Как правило, для летнего отдыха детей было два пути: или на всё лето в пионерлагерь «Североморец», расположенный в бухте Геленджика, или все едут одни в плацкартном вагоне Мурманск — Гомель к бабушке. На станции г. Жлобин стоянка 3 минуты, и надо было маминой маме — Полине Матвеевне — встретить и снять с поезда четырёх сорванцов с вещами. Каждый год бабушка нас принимать не могла: прокормить нашу ораву и управиться с ней было для неё и радостью, и испытанием, пережить которое каждый год Полина Матвеевна не имела сил…
— Надо обязательно сходить к кардиологу, который меня оперировал, — подумал Саня, — давно не был у него, хотя врач приглашал его один раз в полгода показываться. «Ты сначала операцию на простате осиль!» — съязвил тут же внутренний голос. «Ну, и осилю! Вон все мужики осиливают! Что ж я-то! И осилю!» Ответом было: «Ну, ну, поглядим! Петушок! Готовь бабки!»
Александру Ивановичу вспомнилось корявое, но собственное двустишье, родившееся после прочтения в ватсапе подборки прикольных и мудрых двустиший:
Лечиться я пришёл не даром,
В два счёта мои денежки тю-тю.
Через тридцать минут наш поэт выходил недалеко от автобусной остановки из машины, за рулем которой сидел Дмитрий, сын Ивана. «Обязательно отправьте отца к кардиологу», — произнёс Александр Иванович задумчиво, уже закрывая дверь машины. «С этого паровоза он уже не спрыгнет — мама его за руку отведёт. Всё будет о’кей!» «Вот и ладненько, — подумал Александр, пожимая Диме руку, — Пока!» — и двинулся к остановочному автобусному павильону, где он должен сесть в автобус, направляющийся в Москву.
На павильоне висела яркая реклама какой-то партии, правда внимание на неё Иваныч особо и не обратил: сейчас везде висят рекламы — скоро ж выборы в Госдуму. На остановке никого не было, до автобуса оставалось минут сорок пять. «Чуток посижу — и домой», — подумал путешественник, поставил свою сумку на середину длинной скамейки, а сам приготовился сесть на краешек, поближе к урне, чтоб выпить наконец оставшуюся в сумке, припасённую ещё в Москве баночку пива и тут же выбросить её в урну, рядом со скамейкой стоявшую.
Что произошло в следующее мгновение он сразу, конечно, не понял. Истошно заорал внутренний голос: «Убили! Садисты! Зад отбили напрочь!». Александр сидел на земле между скамейкой и урной, в руке зажата не открытая баночка StellaArtua. К нему подбежали парень с девушкой, проходившие в этот самый момент рядом с остановкой, и заботливо помогли подняться, подняли с земли его упавшую сумку, положили на место скамейкины доски и усадили на середину скамейки. «С Вами всё хорошо?» — «Кажется, да! Спасибо вам за помощь», — произнёс пострадавший, ещё до конца не понимая, что же произошло. Попа ныла и взывала к отмщению за свой страх и за свою боль! Внутренний голос, несколько эмоциональный после падения, сказал голосом Николая Николаевича Дроздова: «Если бы в попе были мозги, то мы бы получили сотрясение мозга!» «И то верно», — ответил голосу Иваныч и почесал задний карман брюк свободной от банки пива рукой.
По мере того, как пиво из баночки благополучно отправлялось поближе к внутренним органам, наступало просветление в не получивших сотрясения мозгах, и когда баночка опустела, пришло озарение. Александр Иванович встал, бросил пустую баночку в урну и тут же взвыл от негодования и досады по причине второго подряд происшествия: баночка, пролетев урну сверху донизу, шлёпнулась на землю — дна в урне не было!
— Чтоб вы все укакались и вода закончилась! — произнёс наш герой вырвавшимся из тела громким голосом эго, ни к кому конкретно не обращаясь и никого не имея в виду. Просто выругаться было крайне необходимо — эго тоже хотело поучаствовать в мероприятии.
Александр Иванович всё понял: скамейка состояла из двух частей — на металлическом каркасе лежали две струганные доски, которые были несколько длиннее своей опоры. На конец этих досок и сел пострадавший, а так как больше никого на скамейке не сидело, то всё теперь стало ясно. Иваныч быстро осмотрел каркас, который имел опоры под доски. В опорах имелись отверстия для закрепления досок. Но дело в том, что в досках не было отверстий и они, естественно, не были прикручены болтами с гайками к металлическому основанию. Время до автобуса — сорок минут. Бывший главный механик взял свою сумку и пошёл быстрым шагом в сторону так называемой в народе «шайбы», где были расположены по кругу небольшой площади основные магазины села. На ходу он рукой старался отряхнуть заднюю часть своих брюк и свою сумку, тоже пострадавшую при происшествии. У него созрел план: чтобы быстро восстановить работоспособность и безопасность скамейки, нужны четыре болта диаметром восемь миллиметров с шайбами и гайками и четыре отверстия в досках, чтобы закрепить их, доски, к металлическому каркасу. Первым делом — хозяйственный магазин. Вот маленькая витрина с метизами. Покупаем болты, шайбы, гайки и гаечный ключ «двенадцать на тринадцать», расплачиваемся, получаем товар уже в пакетике. Чека, конечно, нет. «Мне нужен заведующий магазином или собственник магазина», — сказал Александр Иванович продавцу, увидев полку с электроинструментом, в том числе и аккумуляторным. Среди них лежала аккумуляторная дрель. Продавцом магазина работал, как впоследствии оказалось, молодой узбек — паренёк с небольшой бородкой, чёрными бегающими глазами, ростом пониже стоявшего перед ним покупателя, с перевязанной правой ладонью. «Сегодня никого из начальства нет, кроме меня», — практически на чистом русском языке ответил продавец. Покупателю хватило полминуты, чтобы тоже на чисто русском языке рассказать о происшествии и попросить: «Дай на десять минут электродрель и сверло на 8,2 миллиметра, я четыре отверстия сделаю и сейчас принесу. Заплачу тебе за услугу, оставлю в залог паспорт и деньги» — на что получил молниеносный ответ: «Я никому ничего из магазина без оплаты не дам. Узбека не обмануть! Сам я сверлить твои доски не пойду — пусть русские работать научатся, давай отсюда, иди, до свидания». Эго Иваныча тут же возмутилось и завизжало: «Дай ему в рожу! Я говорю, дай ему в рожу! Узбеки нас будут учить работать? Да всё, что в Узбекистане построено, сделано русскими руками и головой! В рыло ему!» — дальше эго начало вспоминать узбеку его мать, бабушку, дедушку, но был остановлен своим хозяином: «Ты что разошёлся? Не надо быть расистом, не надо хамить, не надо мордобоя! В Узбекистане в советское время мы много чего толкового построили, но точно не строили виноградники и хлопковые поля. И там были не только русские по национальности. После землетрясения в апреле 1966 года со всей страны съехался народ оказать помощь пострадавшим людям. Так что остынь! Хотя был бы я моложе, может, и дал бы ему по морде, но пока некогда, да и вряд ли это помогло бы положительному решению нашего вопроса».
Иваныч решил, что представителя трудового населения есть шанс найти у винного магазина, находившегося по соседству с хозяйственным. Первая подходящая на вид кандидатура на просьбу о решении вопроса за деньги вежливо отказала. Вторая остановленная Иванычем кандидатура была с лицом синеватого цвета, с узкими, немного заплывшими глазами и в нечистой и несколько помятой футболке с портретом нашего президента, в тёмных очках. Кандидатура поинтересовалась — болты из нержавейки? И услышав ответ — сталь три, махнула рукой, повернулась спиной к Иванычу и вошла в магазин. Александр Иванович стал терять надежду, и только картина, возникшая у него в голове, на которой мамочка с грудным ребёнком на руках присаживается на скамейку и падает, давала ему энергию к продолжению своих усилий.
К «шайбе» подъехала машина Хёндэ Ix 35, из неё вышел мужчина лет тридцати пяти — тридцати восьми и направился к винному магазину. Александр Иванович обратился к нему:
— Уважаемый, Вы верующий?
Удовлетворённый ответом «Да!» он вывалил на того всю историю про скамейку, про болты, про узбека и про то, что в Москве у него, дома есть дрель, но здесь… Дальше он упомянул о том, что готов заплатить, так как он себе не может представить мамочку с грудным малышом на руках, которая садится на эту скамейку, и через тридцать минут у него автобус на Москву.
—Пожалуйста, помогите мне справиться с этой проблемой! — закончил Александр Иванович.
Ответ молодого человека вселил уверенность в нашего главного механика:
— Меня зовут Николай. Я сам из Москвы, живём здесь летом с семьёй. У нас с Вами два пути решения проблемы со скамейкой. Первый путь — снять со скамейки доски и отнести их за любой магазин — это гарантия, что никто на скамейку не сядет и не убьётся. Кстати, как Вас звать-величать? — Получив от Александра Ивановича ответ на свой вопрос, Николай продолжил: — Второй путь — тот, который Вы, Александр Иванович, выбрали и по которому уже идёте. Деньги мне для решения этой проблемы не нужны. Дрель постараюсь взять у соседа. Давайте мне метизы и перестаньте беспокоиться. Через полчаса всё будет в ажуре.
— Дай я тебя обниму, — растрогался Александр Иванович, прижимая не сильно к своей груди Николая, на глазах его выступили слёзы. — Спасибо тебе!
Коля пожал руку своему земляку и вошёл в винный. А наш герой пошёл к автобусной остановке на противоположной стороне улицы, чтобы дождаться своего автобуса на Москву. Оставалось ждать по расписанию двенадцать минут. Он начал про себя молиться: «Господи, помоги Николаю сделать дело — починить скамейку, не подвергать угрозе тела и жизни людей! Спаси и сохрани, господи!»
Ожидая автобус, поднимаясь по его ступенькам, размещаясь в кресле у окна, чтобы был виден павильон на противоположной стороне улицы, оплачивая поездку до Москвы водителю и возвращаясь на своё — теперь законное — место с билетом, Александр Иванович продолжал нервничать… Пожилых не переделаешь…
Автобус медленно начал двигаться от остановки, и тут Иваныч увидел Николая, который шёл к недоделанной, калеченой скамейке, готовой и дальше калечить людей. В руках его он увидел аккумуляторную дрель ярко-жёлтого цвета, а вместе с дрелью, в этой же руке был зажат пакетик с болтами.
Наш горой вскочил с кресла, открыл задвижную часть верхней форточки и громко крикнул в открывшееся окошко: «Коля! Спасибо!» Не факт, что этот крик души услышал Николай, а если и услышал, мог и не понять, кто, кому и почему кричит. А мог и услышать, и понять…
Ярким пятном на стенке остановочного павильона, отъезжавшего назад по левой стороне автобуса, двигавшегося пока так же медленно, висел призыв голосовать за «Единую Россию». Автобус набирал скорость, а Александр Иванович ощутил огромное облегчение, почти счастье. «Спасибо тебе, Господи!» — три раза произнёс он шёпотом и перекрестился. А внутренний голос из своего закутка высунулся и, видимо, не смог не произнести: «А я знаю, за кого мы голосовать не будем!» И, услышав ответ: «Я ещё не решил!» — продолжил миролюбиво: «Да ладно тебе, Иваныч, всё ты решил!»
