Я подбежал к рабочему столу главврача и начал крушить всё, что было на нём: телефоны, компьютер… Клавиатура полетела на пол, туда же отправилась и ваза с розами…
…Два охранника заломили мне руки и положили лицом на стол. Выдержав минуту, мне разрешили выпрямиться, и с заведёнными назад руками и дыханием, говорящем о большой и тяжёлой физической работе, только что законченной, вывели из разгромленного кабинета.
…Охранников оказалось двое. Вели меня сначала по знакомым коридорам, затем по какой-то лестнице вниз. Похоже, что лестница ведёт к запасному выходу. Они спускались со мной на первый этаж.
На площадке между этажами они отпустили мои руки. Я повернулся к ним и увидел их лица.
— Мужик, ты успокоился?!
Я выдохнул и ответил: — Нет!
Тот, что был помоложе и стоял слева от меня, произнёс сквозь зубы голосом, полным злобы и ненависти: — Ну, я тебя успокою! И ударил меня кулаком в живот, второй удар пришёлся в левый бок, хотя, честно говоря, второй раз бить было необязательно, потому что уже от первого удара я сложился пополам, зажав живот, но пока держался на ногах. Вряд ли после первого удара я бы смог ещё раз разгромить кабинет главврача. После второго удара я упал на бетонный пол лестничной площадки, хватая воздух ртом, в глазах потемнело. Через несколько минут я услышал, видимо, на верхней площадке лестницы, голос Альбины Сергеевны, обращённый к охранникам: «Вы что делаете, уроды, мне ЧП в больнице не нужны! Захотели, чтоб я вас обоих уволила?» — я лежу и глаза не открываю. — «Так это Володя», — голос второго охранника. «Альбина Сергеевна, что Вы запереживали. Сейчас Ваш беспредельщик очухается и поползёт в свою палату. Я его только погладил. Слабак оказался» — «А если он вызовет полицию?» Голос охранника Володи: «Да напрасно волнуетесь, у меня там братан работает. Продолжения не будет». — «Всё равно ты, Вова, — дурак!» Шаги, тишина, видимо, все расходятся.
…Когда я понял, что смогу подняться, рядом никого не было. Я с трудом поднялся и, держась за живот, побрёл к своей палате, где меня уже ждала штатная капельница и постель, в которую я с радостью упал и тут же уснул.
Когда я проснулся, было около 22 часов. Выпив холодного чая, я съел остывший ужин, состоявший из двух столовых ложек перловой каши и кусочка жареной рыбы, но это меня не напрягало и не волновало. После так называемого ужина, я положил в карманы телефон, паспорт, перчатки, запасную маску и остаток денег — что-то около тысячи рублей. Обратился к соседям по палате: «Мужики, если меня будут спрашивать, то я здесь, вышел в туалет или поговорить со знакомыми».
Надев перчатки и маску, я вышел из палаты и направился к теперь уже известной лестнице. А спустившись по ней на первый этаж, при этом идя тихо, осторожно, стараясь не издавать обувью никаких звуков, увидел дверь, перед которой лежал резиновой коврик, для того чтобы входящие вытирали при входе обувь, перед тем как надеть на обувь бахилы. На двери висело объявление «Ключ от двери — у охраны». Теперь понятно, почему здесь поставлен пост охраны. И где ключ от двери — тоже понятно.
Справа от двери стояла скамейка, на которой дремал молодой охранник Вова, с которым я близко познакомился сегодня на лестнице. Рядом стоял небольшой деревянный столик, на котором лежал какой-то журнал, открытый на странице кроссворда, ручка, какие-то бумаги, включённая рация и электрошоковая дубинка. Кроме того, ближе к охраннику, на краю стола стоял красивый термос, видимо, из нержавейки, кружка кофе, который было слышно по запаху, и откусанный бутерброд.
Бутерброд был непростой. Такие бутерброды делают только любящие женщины любимым мужчинам: на белом батоне, намазанным маслом, лежал кружок языковой колбасы, далеко не дешёвой, сверху уложен был слой тонко нарезанного солёного огурца, а по огурцу лежали кругляшки варёного яйца. Выглядел бутерброд аппетитно и очень красиво. Вид его напоминал глянцевое фото из известного кулинарного журнала…
Тут очнулся мой внутренний голос и с уверенностью произнёс:
— Саня, ты собираешься сделать то, что переведёт тебя из категории «законопослушный гражданин» в категорию «преступный элемент». Ты уверен в том, что твоё решение единственно правильное? До этого момента на твоём знамени было написано «Закон и справедливость», и это знамя долгие годы развевалось над твоей головой. Теперь этого знамени не будет. Ни гордиться, ни уважать себя после такого шага у тебя не получится.
Внутренний голос хотел ещё что-то сказать, но был оборван моим чётким ответом:
— Ты не прав! В моей жизни есть чем гордиться! А уважать себя я не буду, только если не сделаю этого шага.
Тут я вспомнил, что было написано на новой тетради для записей, которую я перед больницей купил себе на работу в магазине канцтоваров: «Лучше стыдно, чем никогда» — и ещё мелькнула в голове цитата Макслина из «Одиссеи крейсера Улисс»: «Однажды начав восхождение, человек никогда не оглядывается назад».
Я сделал ещё один тихий и осторожный шаг, протянул руку, зажал в неё рукоятку электрошоковой дубинки, поднял её со стола, стараясь не зацепить ничего находящегося на нём, поднёс к телу охранника Вовы и нажал на кнопку «разряд». Охранник с хрипом дернулся и повалился на скамейку, даже не открыв глаза. Я вернул электрошокер на стол, на место где он и лежал. Ключи от двери оказались в кармане Вовиной рубашки, дальше было проще…
Уходя из здания больницы, закрыл за собой дверь на ключ. Ключ оставил в замке. Я не пошёл к центральному въезду в больницу, где суетились врачи и скорые, а завернул за угол и направился вдоль неосвещённых стен от теперь закрытого на ключ запасного выхода в противоположный угол территории больницы, чтобы там найти проход на улицу.
Никаких угрызений совести почему-то не чувствовал, хотя они были мной уверенно ожидаемы.
Внутренний голос опять вставил своё предложение:
— Может, надо было разбудить Вована и предложить ему денег?
— Знаешь, — получил он ответ, — всё в жизни решить с помощью только денег не получится. На каком-то этапе становится понятно, что иногда приходится поработать кулаками, локтями и мозгами!
Моё убеждение в том, что меня без проблем выпустят из больницы, потому что выпустить меня не могут в сложившихся обстоятельствах, это убеждение сегодня было разрушено и разбито вдребезги настоящей действительностью. А что же теперь должно быть написано на моём знамени? Я подумаю об этом позже.
То, что «сладкая парочка» — «Закон и справедливость» — в этой жизни уже не подходят — это однозначно. Закон — не для простых людей и добрых человеческих отношений. Да и отношения человеческие стали, ох, какие не простые.
Иногда начинаешь понимать, что рубеж, за который ты перешагнул, это не обязательно край пропасти, а скорее начало длинного подъёма в гору.
Достав мобильник, я набрал известный мне номер. «Мне нужно такси» — «Откуда вас забрать?» — спросила диспетчер и, услышав ответ, произнесла: «О! Это несложно. Номер машины я вам сообщу».
Минут пять ушло у меня на то, чтобы исследовать забор больницы на нужном мне направлении и убедиться, что прохода здесь нет, а найденная калитка была закрыта на ржавый навесной замок, не открывавшийся, видимо, с момента постройки медучреждения. Придётся лезть через забор…
…Спрыгнув по другую сторону забора на асфальт, я обернулся и заметил метрах в пятидесяти от места, где я оказался, двух пэпээсников — полицейских, которые, увидев прыжок с забора на землю, даже отдалённо не напоминавший что-то спортивное, повернулись и пошли в мою сторону. Я же быстрым шагом направился в противоположную сторону, где совсем недалеко должно стоять заказанное такси.
Окрик: «Эй! Мужчина! Стоять!» — раздавшийся от одного из полицейских, меня не остановил, наоборот, я побежал. Это был ещё тот бег! — как сказала бы моя бабушка. Улица, по которой мы бежали с блюстителями порядка, была, мягко говоря, полутёмная. Из двух сторон улицы та, по которой мы с полицейскими бежали, была освещена лучше.
Зазвонил телефон — нужно было ответить на звонок. Я нажал «Ответить»: «Вас ожидает белый логан номер 528…»
Я быстро выключил телефон и прибавил скорость, хотя интуиция мне начала подсказывать, что даже с первоначально имевшейся форой, убежать от полицейских я не смогу…
И тут с противоположной стороны улицы донеслись женские голоса, на которые, по произносимым словам и тембрам голосов, видимо, наложилось немалое количество алкоголя.
— О! Мальчики по вызову! А ты говорила мужиков нет! Мальчики, а можете нам с подружкой сделать куни… а если за денежку…
— Да они и не понимают, как это! — поддержал второй женский голос. — Они кроме минета в жизни ничего не знают…
— Идите к нам! Мы научим, мальчики…
Дальше последовал смех двух женских голосов.
Оба только что бежавших полицейских как-то резко остановились.
Видимо, то, что они услышали, показалось им более интересным, чем беготня поздним вечером по тёмным улицам с непонятной целью.
До угла, за которым меня должна ждать машина, оставалось 10 шагов, которые я преодолел за 3 секунды, и, повернув за угол, сразу увидел напротив магазина «Магнит», уже закрытого до утра, белый Логан No528. Топота погони уже не было.
Я подбежал к такси, открыл заднюю дверцу. Спросил: «По заказу?» — и сел. « Поехали!».
Мы сразу тронулись. Главное сейчас было успокоить выпрыгивающее из груди сердце. Но первым делом я поблагодарил Бога: «Спасибо тебе, Господи, спасибо тебе, Господи, спасибо тебе, Господи!» — это не вслух, и трижды перекрестился.
Мы уже выехали на широкий проспект, оставив позади район больницы с охраняющими её чоповцами и контролирующими состояние общественной безопасности по периметру медучреждения работниками полка патрульно-постовой службы полиции.
Я вдруг вспомнил очередное двустишье:
Когда на жизнь посмотришь трезво,
То понимаешь — надо пить!
Внутренний голос при этом криво усмехнулся…
Теперь, когда проблемы на пути домой устранены, я начал анализировать сложившуюся ситуацию.
Во-первых, охранник никому ничего не скажет о моём выхо де из больницы. Потому что ему нельзя сказать своему руководству или руководству больницы, что он на посту спал, что электрошокер лежал на столе, и главное — он не видел того, кто это сделал.
А во-вторых, главврачу нельзя раздувать скандал по этому случаю, так как больница числится в передовиках, был приказ никого не выпускать, а больной ушёл после разговора у неё в кабинете, значит, она не организовала соблюдение режима карантина: она же врач, а он больной. Что можно доложить в Минздрав? Про разбитую вазу с цветами? Или треснутый монитор? Все смеяться будут…
Да, он получил два удара в живот, но он вытерпел бы любые побои, лишь бы на следующее утро в 10—00 быть на городском кладбище у гроба Любаши.
А почему молчит внутренний голос?
— Я не молчу! — внутренний голос решил заявить о себе. — Хочу отметить, что ты реализовал свой побег из больницы красиво. У меня ни одного замечания нет, кроме того, что бегаешь ты, конечно, безобразно.
Надо отдать должное девчатам, которые тебя фактически спасли. Если бы не их откровенные и так привлекающие молодых полицейских вопросы — сидеть бы тебе эту ночь в кутузке. Только этим девушкам, перебравшим с алкоголем, ты обязан свободой. Хотя они об этом не знают! Поэтому к девушкам, пусть даже и пьяненьким, надо относиться уважительно. В противном случае — ты можешь рискнуть своей свободой!
— Знаешь, а ведь я не знаю, что тебе и возразить! В принципе ты, видимо, прав! Что бывает очень редко!
